Чувство уверенности в определенном смысле связано не только с суждением, часто сопутствуя и другим переживаниям. Можно сказать, что оно представляет собой один из основных факторов работы нашей психики.
Разумеется, при восприятии чувство уверенности специально и сознательно не дано, как это происходит при суждении. То, что в восприятии переживается актуальная действительность, как бы само собою разумеется, то есть вопрос о том, так ли это на самом деле, здесь просто не встает. Однако тот факт, что чувство уверенности подспудно участвует и в восприятии, становится тотчас же очевидным, как только оно по какой-либо причине нарушается. Бывают случаи, когда субъекту все вдруг начинает казаться чуждым, нереальным, между ним и действительностью нарушается обычный контакт; возникает состояние, именуемое отчуждением действительности. В подобных случаях говорить о настоящем восприятии уже не приходится — субъекту чуждо переживание действительности, ему все кажется нереальным. Следовательно, настоящее восприятие изначально подразумевает чувство уверенности, без него переживание действительности невозможно.
Однако чувство уверенности представляет собой определяющий фактор не только восприятия — вне него не существует и представления. В частности, без чувства уверенности оказались бы невозможными и акты узнавания или воспоминания! Припоминая что-либо, мы всегда уверены, что это и есть то, что мы должны были вспомнить. Иначе воспоминание как репродукция было бы совершенно невозможным.
Но следует отметить, что чувство уверенности в актах суждения проявляется несколько иначе, чем в актах восприятия и памяти. Дело в том, что в процессе обычного восприятия или воспоминания чувство уверенности не выходит на передний план, остается подспудным, как бы само собою разумеющимся — здесь оно как будто пребывает в латентном состоянии. Но как только появляется какая-либо помеха, затрудняющая процесс восприятия или воспоминания, чувство уверенности тотчас же переходит на передний план сознания.
Например, неоднократно подмечено, что в опытах памяти испытуемый, механически и без запинки повторяя ряд прочно заученных бессмысленных слогов, не ощущает никакой уверенности в том, что не ошибается. Однако как только возникает какая-либо помеха — вопрос или сомнение, у субъекта тотчас же появляется выраженное чувство уверенности. Как отмечает Бюлер, чувство уверенности особенно четко проявляется тогда, когда ему предшествует сомнение, проверка или вопрос.
В случае суждения мы всегда имеем дело с задачей, вопросом, на который и должен ответить акт суждения, поскольку суждение — основная форма мышления, а мышление всегда начинается с «удивления», с постановки вопроса. Поэтому естественно, что наиболее отчетливое чувство уверенности сопутствует суждению.
Таким образом, можно сказать, что уверенность переживается двояко: а) как будто незаметно, латентно и б) наглядно и отчетливо. Первое имеет место в случае беспрепятственного протекания психических процессов — будь то восприятие, воспоминание или что-то другое, второе же — при возникновении помехи, вопроса или сомнения.
Однако, в последнем случае мы имеем дело уже с процессом мышления, ведь помеха, вопрос, сомнение представляют собой стимулы мышления.
Когда у испытуемого возникает вопрос, действительно ли существует то, что он актуально воспринимает, или действительно ли правильно он вспоминает то, что должен вспомнить, он уже начинает мыслить, рассуждать: правильно или нет его воспоминание? Существует ли на самом деле то, что он воспринимает? Следовательно, выявленное чувство уверенности связано только с актами мышления, суждения; но поскольку оно подспудным образом обязательно сопутствует восприятию и представлению, то выясняется, что суждение нисходит корнями к наглядному переживанию не только с точки зрения своего содержания, но и в плане пущего ему специфичного переживания в виде выявленной уверенности.
На чем основывается уверенность? В чем следует усматривать его источник? По мнению Юма, чувство уверенности не представляет собой ничего специфического; как и все в нашей психике, оно также является представлением с определенными качествами. Юм считает, что особенно ясное и полное представление, возникающее у нас в процессе воспоминания, и есть то, что переживается нами как уверенность в правильности воспоминания. Мюллер, в отличие от Юма, считает аналогичные качества представлений — «четкость и полноту», «быстроту их репродукции», «прочность и легкость их узнавания» — не самим чувством уверенности, а лишь его критериями. Это означает, что, по его мнению, уверенность — скажем, в правильности воспоминания — основывается на этих критериях. В частности, когда возникают четкие и полные представления, репродуцирующиеся быстро и энергично, у субъекта возникает убежденность в правильности своего воспоминания.
Ошибочность обоих этих взглядов заключается в том, что вторичный процесс объявляется первичным — те или иные качества представлений, их полнота и отчетливость могут отнюдь не предшествовать чувству уверенности, а, наоборот, формироваться на основе данного переживания.
В пользу этого положения свидетельствуют экспериментальные данные. Допустим, испытуемому предлагается тактильным путем узнать некий незнакомый предмет. Когда ему кажется, что он узнал предмет, когда у него появляется уверенность в том, что это — вполне определенный предмет, тогда некоторые качества этого предмета представляются ему весьма отчетливыми, несмотря на то, что объективно они могут быть и совершенно иными. Даже не будь это так, испытуемый обычно обращает внимание на отчетливость и полноту представления только тогда, когда его просят объяснить, почему он уверен в безошибочности работы своей памяти. Убедившись, что воспоминание, в правильности которого он уверен, является более живым и четким, чем вызывающее сомнения, испытуемый полагает, что именно эти качества и составляют основу его уверенности. Таким образом, в этом случае данные самонаблюдения испытуемого представляют собой скорее его «теорию», нежели действительно фактический материал.
Примечательно, что все опыты, посвященные изучению вопроса уверенности, основываются на вышеописанной теории непосредственности. И в самом деле, пусть у субъекта имеется чувство уверенности. Что лежит в его основе? Или чем предопределено данное чувство? Ответ таков: чувство уверенности обусловлено другими переживаниями, в частности, представлениями и особенностями их протекания; итак, одно переживание предопределено другим.
Факт использования в данном случае теории непосредственности обусловлен специфической трудностью, сопутствующей проблеме чувства уверенности. В самом деле, в чем состоит главная сложность этой проблемы? У субъекта есть определенное суждение, то есть определенный психический факт, содержащий убежденность в том, что его содержание правильно отражает объективную реальность. Именно в этом и заключается сложность: на каком основании мы уверены в правильности субъективного отражения объективной реальности, если все наши знания об объективном мире основываются опять-таки на субъективном отражении; а это означает, что мы лишены возможности сопоставить объективную реальность и ее отражение и проверить, действительно ли между ними существует соответствие, как это утверждается в суждении. Имей мы подобную возможность, тогда наша уверенность в правильности суждения действительно имела бы опору. Но ведь это невозможно! Тем не менее, у нас все-таки возникает уверенность в том, что наше суждение представляет собой правильное отражение объективной реальности. Так на чем же основывается эта уверенность, когда мы, повторяем, знаем об объективном положении вещей лишь то, что дано в самом суждении?
Как видим, в данном случае подразумевается полная независимость нашей психики и объективной реальности, их полный отрыв друг от друга. Суждение формируется внутри самого субъекта, а объективная реальность находится вне него. Откуда же берется у субъекта уверенность в том, что его суждение правильно отражает то, о чем он ничего не знает? Единственным выходом здесь может послужить лишь следующее предположение: эта уверенность должна иметь чисто психическое происхождение. Ее основы следует искать опять-таки в самой психике — коль скоро объективное для нас недоступно, в нашем распоряжении остается только психическое.
Однако мы знаем, что основная ошибка теории непосредственности состоит в отождествлении субъекта с психикой. Следовательно, данная теория представляет процесс мышления следующим образом: субъект, то есть психика, противопоставляется объективной реальности, и на этой основе в ней, в психике, возникает некий процесс, которые мы считаем отражением этой реальности. И никто не знает, правы ли мы или нет; мы всего лишь руководствуемся некоторыми признаками, имеющими место в психике, возводя на этом свою уверенность.
Стало быть, получается, что в качестве меры или свидетельства соответствия определенного субъективного содержания неким объективным обстоятельствам выступает другое субъективное содержание, имеющее с объективным ровно столько же общего, что и первое.
Полагаем, что в действительности процесс взаимодействия субъекта с объективной реальностью следует представить иначе. Нам известно, что воздействие объективной реальности на субъекта в первую очередь вызывает у него как у целостности соответствующий эффект — установку, а не отдельные психические акты и явления. Мы знаем, что этот эффект представляет собой отражение, соответствующее объективной реальности; благодаря установке объективная ситуация как бы переносится в субъекта, настраивая его в соответствии с объективной обстановкой. Поэтому понятно, что работа психики субъекта в процессе подобного взаимодействия — в процессе познания — может зависеть только от этой установки, как работа психики субъекта с данной направленностью установки. Скажем, субъект сумел так направить свою психику, что у него возникли мысли, соответствующие именно данной установке. Вспомнив, что установка представляет собой отражение объективной обстановки, то есть перенесенную в субъекта объективную ситуацию, то станет ясно, что у субъекта должно возникнуть чувство соответствия своих мыслей объективной обстановке, то есть как раз то чувство, которое в виде уверенности сопутствует нашим актам суждения.
Теперь уже понятно, каким образом в основе наших суждений лежит переживание их соответствия объективной реальности, несмотря на то, что она постигается впервые лишь через эти же суждения. Мы предполагаем, что подобное возможно за счет того, что в процессе взаимодействия с объектом субъект как целостность претерпевает соответствующее этому объекту изменение — у него возникает определенная установка; вследствие этого действия психики в соответствии с этими изменениями переживаются субъектом в виде соответствия объективной ситуации. Так возникает чувство уверенности в правильности нашего суждения.
Если принять подобную точку зрения, то становится понятным и то, что такая уверенность в более или менее выраженной степени отмечается во всех случаях взаимодействия субъекта и объекта, включая восприятие и представления.
Наконец, следует отметить, что высказанное нами положение о генезисе чувства уверенности можно подтвердить и экспериментально. Если у испытуемого создать установку в состоянии гипнотического сна, то он и после пробуждения продолжит действовать в соответствии с данной установкой. Следовательно, существует прямой довод для признания установки основой гипнотического внушения. В то же время известно, насколько твердая уверенность свойственна суждениям, внушенным в гипнотическом состоянии.
Стало быть, чувство уверенности здесь несомненно возникает на основе соответствующей установки. Мы располагаем бесспорным доказательством того, что чувство уверенности возникает на основе целостной модификации субъекта — установки.
О настоящем познании в сущности можно говорить лишь тогда, когда суждение сопровождается чувством уверенности, возникшем на основе личного контакта с действительностью, то есть если в основе этого переживания лежит установка, отражающая объективную ситуацию. Однако установка может быть и внушена; те или иные положения могут показаться истинными либо потому, что они высказаны авторитетным лицом, либо в силу того, что они нас каким-то образом устраивают, поскольку их содержание отвечает нашим скрытым намерениям и желаниям. По этим причинам у нас может возникнуть соответствующая им установка и, следовательно, уверенность. В этом случае, разумеется, говорить об истинном познании не приходится.
Главная страница --> 