Постмодернизм

Обыватели и политики понимают науку либо как место, где совершаются великие открытия, либо, на худой конец, как конструкторское бюро, изобретающее новые марки автомобилей или мобильников. Или современная физика. Чем не продукт постмодернизма с ее не прекращающейся вот уже полвека игрой в классическую и квантовую механику?

Мы живем в эпоху постмодерна – эпоху бесконечно длящегося конца культуры. Все кончилось, а жить надо. Да скучно, «и некого в карты надуть в минуту душевной невзгоды». Поэтому возникает постмодернистская игра в классику и модерн. Эта игра тотальна. Вся современная действительность – отражение подобной игры.

К примеру, современная Россия – это постмодернистская империя, возникшая на обломках классической российской и модернистской советской империй. И нет более ярких постмодернистов, чем правящие ею политики с их двуглавым орлом, трехцветным флагом и сталинским гимном.

Или современная физика. Чем не продукт постмодернизма с ее не прекращающейся вот уже полвека игрой в классическую и квантовую механику? Именно эта игра продлила век физики, когда все основные ее законы, начиная с уравнений Максвелла и кончая уравнением Шредингера, открыты, а новых уже не будет, как не будет и новых великих открытий. Ничего драматического в такой игре нет. Была бы игра грамотной, и «ремесло» было бы «поставлено ее подножием».

Это плохо понимает обыватель, а с ним и политик как концентрированный обыватель, понимающие науку либо как место, где совершаются великие открытия, либо, на худой конец, как конструкторское бюро, изобретающее, скажем, новые марки автомобилей или мобильников.

Но именно от них зависит количество денег, которые современный ученый получит, чтобы «удовлетворить любопытство за счет государства». Тогда наука начинает дышать «духами и туманами», и между научным сообществом и государством возникают иррациональные отношения. Как раз они и породили новый класс деятелей науки, которых я бы назвал профессорами-менеджерами.

Эти профессора, как правило, уже не стоят у приборов и не решают уравнений и, как следствие, забывают свое ремесло. Их основным занятием является писание грантов и работа, подобная работе рекламного агента, чтобы выдавать скромные научные результаты за выдающиеся открытия. А в России, где наука еще и полуфеодальна, к перечисленному добавляется необходимость постоянно вертеться в кругах российской бюрократии.

Все бы ничего. Надо ведь кому-нибудь и деньги добывать. Но отрыв на многие годы от реального дела добром не кончается. Физика (вместо нее смело можно поставить: математика, биология, химия и т.д.) забывается, и остается одно заветное желание, общее и для западных профессоров-менеджеров и для российских профессоров-начальников, – урвать из государственного бюджета несколько миллионов долларов ценой любых обещаний.

В этом почти безумном желании небезызвестный доктор Фауст с мучившим его на протяжении половины гетевской пьесы вопросом, продавать душу дьяволу или не продавать, им в подметки не годится. Профессора-менеджеры и профессора-начальники готовы просто подарить свои души дьяволу, только бы получить заветные миллионы. Здесь и возникает опасность превращения научного сообщества в стадо баранов, мало чем отличающееся от любителей НЛО.

То, что подобная опасность – не мифическая вещь, хорошо иллюстрирует недавняя история «открытия» нового класса органических полупроводников, сулившего настоящую революцию в электронике и оказавшегося чистым блефом. Кто не блефует в погоне за успехом... Беда, когда подобный блеф ложится на подготовленную почву.

Автор этих строк не без некоторого изумления видел, как на самых авторитетных международных конференциях профессора-менеджеры с детским энтузиазмом дискутировали под одобрительный гул полуграмотных аспирантов с одним из авторов блефа о головокружительном будущем электроники на основе органических полупроводников.

Прошло пять лет. С органическими полупроводниками нет пока никаких заметных успехов, а разоблаченные авторы блефа сгинули где-то за пределами физики. Но профессора-менеджеры и начальники по-прежнему снуют по коридорам контор, где водятся деньги налогоплательщиков, создав целую индустрию виртуальной электроники, существующей только в их воспаленном воображении.

Самый последний их продукт – приставка «нано». И теперь у них физика – не просто физика, а нанофизика, материалы – не просто материалы, а наноматериалы, электроника – не просто электроника, а наноэлектроника, технология – не просто технология, а нанотехнология, композиты – не просто композиты, а нанокомпозиты, порошки – не просто порошки, а нанопорошки и т.д., и т.д., и т.д.

Подобное «нанотворчество» особенно впечатляет в России, где почти полностью отсутствуют современная электроника и высокие технологии, зато много нефти и газа. Тут только и остается грустно воскликнуть: «Печально я гляжу на наше нанотленье?» Оптимисты, конечно, могут возразить: «Зато наноигра не лишена кое-какого постмодернистского шика, будучи продуктом чистой виртуальности». Но шик, даже современный и постмодернистский, лишенный грамотного ремесленного «подножия», оборачивается дьявольской игрой с фантомами. И ставка в ней – жизнь.